КРЫСИНАЯ ПЕРЕПИСКА
AN EINER RATTE
Уважаемая Крыса!
Мы с вами не знакомы, хотя и встретились однажды. Я тогда зашёл ночью на кухню, а вы как раз сидели за стиральной машинкой, и когда я включил машинку и она начала вибрировать, вы выскочили из-за неё и кинулись под шкаф. Тогда я принял вас за мышь - надеюсь, я не слишком оскорбил этим ваше достоинство, меня оправдывает внезапность вашего появления. Хотя меня и насторожила длина хвоста, но общий окрас показался более тёмным, чем это пристало крысе. Тогда я обратился к вам, уже исчезнувшей под шкафом, с призывом не посещать более этой кухни и этого коридора. Взамен я обещал не ополчаться на вас и не выдавать соседям. Вы тогда не вняли мне, и теперь это может привести к самым плачевным последствиям. Была недавно и вторая встреча - я бы даже не называл это встречей, скорее, это было соприсутствие. Я тогда зашёл ночью на кухню, а вы как раз хрустели чем-то в соседском столе и не прекратили это даже несмотря на шаги, свет и мелкие бытовые звуки с моей стороны. Вскоре на кухню зашёл сосед, и для поддержания светской беседы я констатировал очевидное ухослышное. Сосед же совсем не удивился и заявил, что вы не мышь, а крыса, и с азартом рыбака показал ваши размеры. Ещё он сказал, что уже расставлены мышеловки, но вы не попадаетесь в них, потому что слишком велики или слишком хитры. Вот видите, до чего дошло.
Так что перейдём к делу. Раз уж вы в своё время не пожелали представиться, то и я оставляю за собой право отрекомендоваться так, как мне удобно. Я - жилец дальней комнаты, а на кухне моя тумбочка - та, что у раковины. Зовите меня Конрад, или Фердинанд, или даже Йиндржих. Только не называйте, меня, пожалуйста, Ксавье или Аристарх. Я ничего не имею против этих имён, но "Ксавье" - это было бы как-то фамильярно, а насчёт Аристарха - мне просто кажется странным, когда крыса называет человека Аристархом. Мне двадцать шесть лет, а могло быть и больше, родись я раньше. По роду занятий можете считать меня вышивальщиком по дереву, смотрителем за полураспадом урана или кем-то в этом духе. По национальности я квадрат, по политическим убеждениям - зинзубель, по вероисповедованию - не помню. На моём баронском гербе изображена катахреза. Надеюсь, из последнего предложения вы сделаете правильный выбор насчёт необходимости добавить слово "Freiherr" к моему именованию в ответном письме.
Я ничего не имею против вашего существования в принципе, более того - я придерживаюсь мнения, что всякая сволочь в этом лучшем из миров имеет право промышлять сообразно своей природе. В конце концов, с точки зрения существа более развитого, чем человек, я и сам, вероятно, подобен вам и шныряю на чьей-нибудь кухне, сам о том не подозревая. Так что ни о каком моральном превосходстве речи быть не может, но по габаритам я вас всё-таки превосхожу. Кроме того, это вы вторглись на мою территорию, а не я на вашу. Так что, надеюсь, вы отнесётесь к моим предложениям со вниманием и пониманием, уважая либо мои права, либо мои размеры.
Мои требования:
1. Вы можете жить на кухне, но никогда, ни при каких обстоятельствах не должны вторгаться в мою комнату. Дело в том, что я не переношу посторонней бодрствующей жизни вокруг в те моменты, когда я сплю.
2. И не смейте грызть мои книги, даже если я вдруг позабуду какую-нибудь из них на кухне, чего никогда не бывало. Старые газеты есть можно. Я могу принести вам пару охапок, а если вы пригоните тачку, могу дать и больше - на обустройство гнезда (конечно же, за пределами квартиры - любезность за любезность).
3. Без крайней необходимости не посещайте мою тумбочку на кухне. Там нет ничего интересного - наверняка вы в этом уже убедились. Вряд ли вам интересно перебирать вилки, хранящиеся в пустой кастрюле. Тарелку и чашку же, что стоят на верхней полке, не трогайте даже при крайней необходимости - они мне дороги как память о непроизошедших событиях.
4. Постарайтесь не встречаться со мной, а если уж встретились, не бросайтесь в панике под окрестную мебель. Этим вы продемонстрируете не столько жажду жизни, присущую вашему виду, сколько дурное воспитание. Не унижайте себя, и я не унижу вас в ответ.
5. Не приводите гостей и не размножайтесь. Если это требование кажется вам непримемлемым, можете обращаться к уполномоченному по правам крыс.
В обмен на соблюдение этих несложных правил я могу предложить:
1. Собственное неучастие в кампании по вашему истреблению. Ни единой мышеловки, ни грамма отравы вы от меня не дождётесь. Но если уж падёте жертвой чужих - не обессудьте, vae victis.
2. Толерантное отношение при случайных встречах, при желании с вашей стороны - философские беседы, игру в города или иные интеллектуальные забавы.
3. Право сидеть за стиральной машинкой.
Предлагаю после получения вами этого письма встретиться и обсудить возможность принятия моих условий.
Это письмо будет лежать в моей кухонной тумбочке за кастрюлей. В знак получения и прочтения вы можете переместить его. Если вы не захотите встречаться лично, меня удовлетворит и письменный ответ.
Понимая, что это для вас дело хлопотное, всё же подчеркну, что и я сейчас больше всего хотел бы пить настоящий яблочный сок в мансарде с зелёными обоями, сличать швабахер со фрактурой и изящно шутить на отвлечённые темы, однако человек предполагает, а контора пишет.
Остаюсь безразличным свидетелем вашего бытия и надеюсь на взаимовыгодные формы безразличия
С глубоким уважением
Публий Корнелий Пессим
Паланген, 14 марта 1889 г.
ZWEITER BRIEF ÜBER RATTEN
Преамбула. С тех пор, как я написал письмо крысе и оставил его, как и обещал, за кастрюлей в кухонной тумбочке, какое-то время от крысы не было вестей. Сосед, которого я спросил, вернувшись в город после трёхнедельного отсутствия, сказал, что крыса, наверное, умерла или ушла. Я не без удовлетворения сделал вывод о силе слова и несколько недель пребывал в плену этой иллюзии. Однако в последние дни снова начались недвусмысленные шумы. Кто-то из читавших первое письмо предположил, что крыса хочет почитать ещё. Не исключая этой возможности и не желая изящной словесностью превратить коммуналку в крысьбище, я решил вторую эпистолу адресовать не крысе-библиофилке, а обербургомистру Гаммельна. Однако, судя по Википедии, эту должность сейчас занимает Зузанне Липпман, а я не уверен, что фрау Липпман будет приятно это читать. Поэтому второе письмо будет адресовано Акутагаве Рюноскэ.
"Дорогой Акутагавушка!
Не спрашиваю, как дела, и про свои не пишу, потому что в твоих мне всё равно ничего не понять с этой стороны смерти, а из моих я хочу рассказать тебе ровно то, что и расскажу. Есть у меня привычка шататься по ночам по квартире. Дурного в ней ровно то, что сплю я по утрам, а следовательно, остаюсь без подачек Божьих, предписанных народной мудростью. Сегодня около трёх часов ночи я зашёл в ванную с невинным (впрочем, не мне судить о невинности) намерением помыть руки. Стоило включить свет, как раздались звуки - немного царапанья, шороха и всего того, что обычно сопровождает паническое перемещение грызуна (боже правый, ещё немного, и я заделаюсь экспертом в этой области). Я застыл в дверях, пытаюсь определить, куда спряталась крыса. Через некоторое время послышалось что-то вроде всплеска. Потом ещё один. Звук когтей, скребущих пластик. Ни писка. Ещё всплеск. Краем глаза я уловил движение под раковиной, в ведре, которое соседка использует для мытья полов (не подумай, что я полов не мою, но моё ведро mecum porto). По какой-то причине ведро оказалось наполовину полным (не подумай, что я оптимист, но его скорее всё-таки не заполнили до краёв, чем опорожнили наполовину, это логично). Очевидно, крыса не нашла ничего лучше, как прыгнуть от меня в ведро, не рассчитав глубину воды, и теперь пыталась из него выбраться. Первое время крыса плавала почти бесшумно, а потом, видимо, стала вставать на задние лапы и вытягиваться так, чтобы морда чуть-чуть поднималась под водой. Я понял, что речь идёт уже не о попытке спрятаться, а о попытке выжить.
Время шло, я думал, что мне следует предпринять. Отврашение и (что уж там) страх не позволяли приблизиться и разглядеть происходящее получше. Однако то, что крыса находится в пограничном состоянии и ей того и гляди откроется экзистенция, было понятно и по звукам. Жаль, что ты не дожил до Камю и Сартра, они бы тебе понравились. Но может быть, ты следишь за новостями литературы и читал их. Тем временем экзистенция стала приоткрываться и мне. Ясно было, что крыса рано или поздно утонет. Я мог этому не препятствовать и пойти спать. Но эта возможность была чисто умозрительной - такова моя природа, что мне сложно спать, когда в пяти метрах от меня тонет крыса. И дело, разумеется, не в совести, а в нервах - судя по "Словам пигмея", ты понимаешь, о чём я. Можно было повести себя, как впечатлительная барышня, и перебудить соседей в надежде на их смекалистость и стойкость. Признаюсь, я чуть так не сделал и даже слабо постучался в одну из соседских дверей. Но на отклик я при этом совершенно не рассчитывал, прекрасно зная завидную крепость коммунального сна (в этом несложно убедиться, когда ночью вдруг заклинит замок на двери в квартиру). Итак, надо было что-то предпринимать. Мысль оказаться в роли пассивного палача меня не прельщала. Претил также и наблюдательский интерес к смерти. Думаю, тебе не надо объяснять, что подобные наблюдения - исключительно признак трусости, и далеко не столь безобидной, как боязнь посмотреть в лицо плещущейся в ведре крысе. Следовательно, надо было что-то предпринимать.
Первым делом я попытался понять, может ли крыса самостоятельно достать до края ведра. Не выбраться, а именно достать. Это было важно для осуществления моего плана. По всему выходило, что не может, разве что в каком-нибудь безумном прыжке. Высота поднятой ручки давала мне дополнительный запас безопасности. Однако я всё-таки залез в шкаф и вытащил перчатки, необходимые для подстраховки. По здравому рассуждению можно было бы и понять, что прокусить их - дело плёвое, но с помощью перчаток я скорее пытался побороть брезгливость, чем сберечь руки от возможных укусов. Надев перчатки, я подошёл к ведру. Крыса даже не попыталась скрыть своё присутствие - например, нырнув. Пик отвращения, кажется, был пройден, когда я отогнул ручку и вынес ведро в коридор. Крыса забултыхалась, но атаковать не думала. Я зашёл в комнату за ключами и сигаретами, уже не опасаясь плеска в темноте коридора. Всё развивалось наилучшим образом, если не считать того, что сам факт ночного обнаружения крысы меня совершенно не обрадовал. В подъезде крыса вела себя тихо. Зайдя в проулок между стеной моего дома и брандмауэром соседнего, я поставил ведро, а потом уронил его. Сначала из ведра выплеснулась вода, а через долю секунды я увидел, как выползает крыса. Осторожно, крадучись (отличная тактика на открытом пространстве, ничего не скажешь), она преодолела пару метров, а потом бросилась под ближайший припаркованный автомобиль. Почему-то казалось, что она хромала на одну сторону. Мне хотелось думать, что я выплеснул крысу к чёртовой матери, однако на самом деле я выплеснул её всего лишь на Измайловский проспект. А в квартире могли оставаться её товарки, не столь неудачливые с в своих ночных бдениях.
Курить в перчатках и с ведром было глупо. Я поднял ведро и понёс его в квартиру. В коридоре неожиданно показалась фигура хозяйки ведра. Я решил доложить о случившемся, а попутно и похвастаться, для чего окликнул соседку и сделал наиболее небрежное выражение лица. Понимаешь ли, если у тебя есть шанс в полчетвертого утра превратиться в соседских глазах из интеллигента-растяпы в заслуженного крысолова, грех им не воспользоваться.
- Юля! - позвал я.
Юля обернулась.
- А я сейчас крысу поймал, - сказал я таким голосом, как будто ловля крысы была событием неожиданным, но встреченным с должной невозмутимостью (тут, пожалуй, следовало бы добавить что-то вроде "я вот в своём отделе ещё и не таких ловил", но никаких крыс я в отделе не ловил, а ловил только фактические и стилистические ошибки).
- Крысу?! Как?! - изумилась Юля.
- Она в ведро прыгнула.
- И что ты с ней сделал? Убил? (ого, как я брутален)
- Вынес вместе с ведром, на улице выплеснул, - честно сказал я.
- Какой молодец! А я их так боюсь! Молодец, молодец...
- Ведро потом помойте.
Я развернулся и пошёл курить. Светлело, выключили фонари. Я думал, что внезапно превзошёл по результативности все бестолковые соседские мышеловки. Поймал крысу, как сказал бы Хармс, самым остроумным способом, ничего для этого не сделав (допускаю, что Хармс тебе тоже известен). Куда бы ещё ведро подставить, чтобы раз - и в ведро. Даже в судьбе отдельно взятой крысы роль моя оказалась двоякой и комичной. Не было бы меня - не принимать бы крысе водные муки, не искать ей нового обиталища. Но зайди ночью в ванную не я - непонятно, чем бы для крысы закончились приключения в ведре.
Так вот, дорогой Акутагавушка. Жизнь иногда полна ночей, шестидесятиваттных лампочек, пластиковых ведёр, крыс, гаснущих фонарей на Измайловском и прочего, что поражает своей причудливой замысловатостью, но огорчает отсутствием смысла. Но дыры в хронотопе мы будем драпировать милыми чудачествами и затыкать ненаписанными письмами гаммельнскому бургомистру. Надо бы обдумать, как из этой истории сделать байку для развлечения собеседников. Что это будет - достоевский Петербург с хичкоковским саспенсом (надеюсь, и про Хичкока ты слыхивал) или весёлый абсурдистский анекдот про то, что крысы падали и падали. В самом изощрённом варианте можно даже говорить, что так всё и было задумано, а ведро - не ведро, а гуманистическая гидромышеловка. Просторно воображению, Акутагавушка.
11.06.2014"